Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива - Юрий Ценципер

Коля сейчас физик, доктор наук. Учился он в МИФИ – тогда на улице Кирова. И как-то рядом в букинистическом магазине встретил за бесценок (рублей 100–150) всю энциклопедию Брокгауза и Ефрона. Денег же с собой – половина. Сделал финт, который теперь был бы невозможен, – подал деньги в кассу свернутыми, сказал: “За Брокгауза и Ефрона”… И выбежал из магазина. Кассирша – ни бэ ни мэ – ни продать другому (деньги-то хоть какие есть), ни кричать – не на кого! А я быстро подвез ему остальные деньги. Коля в магазин: «…Я вспомнил, что у меня не хватает денег, и побежал домой! Простите! Вот недостающие!”

С покупками у него вообще были странноватые отношения. Купив, к примеру, в период жениховства своей невесте кофейный сервиз, он спрятал его у нее в пианино!

А ей не сказал. Нашла сервиз ее мать. Немая сцена, в которой абсолютно невозможно никому и ничего объяснить. Так и молчал год. Мне в юности хотелось быть на него похожим, да и не только мне. А он мне недавно сказал, что и он многому во мне завидовал, вплоть до заикания! Тоже хотел быть похожим.

Заикание. Жуть даже по воспоминаниям! Оно образовалось в самом начале войны, по пути из Севастополя на поезде, куда меня, четырехлетнего, смогли втиснуть только одного к незнакомым людям. В поезд, который, по слухам, должен был идти в Москву. Поезд бомбили.

Сейчас-то хорошо, почти не заикаюсь, а были все стадии. В том числе и приятная – лет с семнадцати знакомые и “длительные” девушки тоже начинали немного заикаться. Но это позже. Заикался я в детстве сильно, очень! А сейчас почему-то вспоминаются не ответы на уроке, не разговоры с товарищами (самый трудный разговор с Юрцом Ксенофонтовым – тогдашним другом и тоже заикой), а заикание “внутреннее”, во время стояния в очередях. Чаще за хлебом. Так сказать, репетиция фразы – что-то вроде “ппполкккило…” и так далее. Даже писать мне это трудно. Жуткое внутреннее репетиционное заикание – до фразы!

Вспомнил булочную и подумал, что вообще-то магазины в то время нас не занимали. Было только коротко и просто: где, когда и чем можно отоварить карточки. Но эти дела мне не доверялись.

А самым прекрасным и интересным местом была керосиновая лавка. Лавка, а не магазин – как, очевидно, пережиток прошлого. Какие запахи! Какие штуки и штучки! Хомут, например, или косы, серп. Краски и олифа! Топоры, инструменты, перочинные ножи, пробки разнообразные. Там я в первый раз в жизни увидел обои. Был поражен: у всех моих знакомых стены были только клеевые – на мелу. У некоторых, правда, с трафареченным рисунком. У кого-то в старом, довоенном, доме рисунок был сложным, на потолке даже с тенями – как бы свет везде шел от окна. Была и редкая профессия – уже тогда реликтовая, по-моему. Она называлась “левкасчик” – специалист по таким сложным рисункам. А у Леопольда, например, рисунок просто напоминал ладонь. Все стены в “ладонях” – как будто психопат какой-то на руках ходил. Гвозди и дырки от гвоздей очень были заметны. Обоев не помню ни у кого – поэтому в “керосинке” так запомнились.

Промтоварных и прочих промышленных магазинов в нашей ребячьей жизни не было. Поэтому до подробностей помню первое покупное пальто-куртку. Черный воротник непонятного меха – короткого и красящего все вокруг. Материал в рубчик – черный с серым. Карманы накладные и особенно косые – так приятно держать в них руки, так плотно и уверенно. Пуговицы черно-коричневые. Хлястик короткий, тоже с пуговицей. Даже внутренний карман был! Как приятно, и как много можно было всего на себе в этом пальто носить! Оно ознаменовало еще один этап. Именно тогда я стал завязывать ушанку, вернее, уши от ушанки, сзади – по косой. Наверх завязывали взрослые, внизу, под подбородком, – дети. А мы, подростки, – в основном назад. Это первая и единственная покупка до десятого класса, которая осталась в памяти – наверное, потому что мерили. А раньше, до нее, я носил пальто из немецкой шинели. Как подчеркивалось в разговорах не только детских – трофейной, офицерской. Был это подарок старшего маминого брата, вернувшегося в 45-м с войны.

Почему эти дома назывались “барачного типа”, непонятно. По крайней мере, сейчас мне это непонятно, а тогда – тем более. Двухэтажные, двухподъездные дома. Деревянные, обшитые ныне забытой дранкой и оштукатуренные. Чаще всего беленные известью. Были и других цветов, но “размытых” – все-таки все они были построены в начале 30-х годов и тогда же покрашены.

Квартиры – естественно, коммунальные, обычно трехкомнатные. Кухня, туалет, кое-где кладовая – чаще нет. Кладовая с маленьким окном. Иногда в этой кладовой (дверь из кухни) кто-нибудь жил. Печки. Входные двери в дом обычно с крыльцом под навесом и с перильцами, на которых можно было прекрасно сидеть. Иногда вдоль этих перил – самодельная доска-скалка. Старушки, однако, там не сидели: есть ощущение, что старушек не было. А мы сидели, разумеется, на перилах.

Но этот дом был все-таки особенный. Уютный, в зелени, в деревьях, с гроздьями золотых шаров перед домом и с личными палисадничками (обычно жителей первого этажа). Сзади, под окнами, эти “личные” садики были огорожены чем попало, но с обязательной отделкой металлической лентой из-под штамповки. В жаркие дни поливали эти садики-огородики прямо из окон. Около домов – сараи. Иногда двухэтажные, с галереей-балконом на втором этаже. Все остальное пространство – огороды. Правда, у этого дома – несколько в стороне, из-за его, очевидно, расположения. Перед домом – посаженные еще до войны тополя. Между ними – клумба все с теми же золотыми шарами.

Здесь я и осуществил мой первый – в двенадцать лет – и, может быть, лучший, дизайнерский проект. Из щипцов для зажигательных бомб, которые в большом количестве валялись на чердаке, была сделана ограда для клумбы золотых шаров! Лихая! Кованая! Красивая! Да что там… Потрясающая ограда!!! Но это позже.

А тремя годами раньше, во втором классе, я был приведен к этому дому моим братом Юркой. У всех его одноклассников, живущих там, – у всех! – были младшие братья, мои ровесники. Мои лучшие, прекрасные друзья и товарищи всей школьной поры. Десять лет школы и практически еще пять лет институтов. Только после этого семьи, переезды и разные дороги стали нас разводить.

Старшие братья вместе учились и дружили, младшие – так же. Это был уникальный обычный дом с уникально-обычными ребятами. Родители их тоже когда-то начинали вместе – в какой-то конторе “Буровод”. Этот дом и его люди – счастье моего детства и юности.